Больше всего хранимого храни сердце твоё
«Больше всего хранимого храни сердце твоё; потому что из него источники жизни» Притчи 4:23.
«Между фарисеями был некто, именем Никодим, [один] из начальников Иудейских. Он пришел к Иисусу ночью и сказал Ему: Равви! мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог. Иисус сказал ему в ответ: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия. Никодим говорит Ему: как может человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться? Иисус отвечал: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие. Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше». Евангелие от Иоанна, 3: 1-7
Летом прошлого года я прочитала рассказ С. Цвейга «Закат одного сердца». Не знаю, почему нашла его. Классическую литературу сейчас практически не читаю: нет времени и желания. В студенческие времена я увлекалась Цвейгом, мне нравились его жизнеописания великих людей, но сейчас, когда я начинаю что-то читать из светской литературы, мне с трудом это удается завершать — не потому что когда-то я «отравилась» ею, закончив добросовестно филфак, а потому что понимаю, что субъективные рассуждения людей вторичны.
Я думаю, что Бог дал мне этот рассказ только для того, чтобы сконцентрировать мое внимание на одном из эпизодов моей жизни.
В одну из мартовских ночей 2010 года я проснулась от кошмара, который увидела во сне. Мне снилось, что я погружаюсь в могилу. Происходило это прямо в той квартире, которую я на тот момент снимала, сквозь тот диван, на котором я тогда лежала, и с тем паническим страхом и болью в сердце, которую я тогда испытывала. Подобные мгновения — отсутствие кого-либо и чего-либо рядом, своеобразного вакуума, пустоты — я переживала в своей жизни уже несколько раз. Как будто Господь приоткрывает момент Судного часа для каждого из нас. Как же мне было страшно! Понимая, что все это происходит частично — в реальном(боль в сердце, эмоциональный накал), частично — в духовном мире(погружение в яму небытия), я пыталась понять, как себя вести. Я лежала на спине, укрывшись одеялом, и панически боялась даже шевельнуться. Так прошло какое-то время(минуты, часы — не знаю), но в определенный момент я начала чувствовать, что по моему телу начало разливаться тепло, и сердце, которое громко билось, стало спокойнее работать. Прошел озноб, я согрелась и уснула до утра. Первой мыслью, которая была ответом на вопрос — что произошло ночью, была мысль, что Бог удалил из меня что-то такое, что не давало мне жить, и взамен вложил любовь. Именно любовь. Я не подумала о какой-то замечательной черте характера или каком-то даре, об исцелении от какой-то болезни или еще о чем-то, но именно о любви, как о вечной жизни, которую подарил мне Бог, что, как я теперь знаю, было началом рождения свыше.
И поэтому, когда я читала рассказ «Закат одного сердца», я понимала, что описывает Цвейг, показывая картину сердечного приступа героя — в данном случае духовную смерть(причем, должна сказать, что иногда люди, здесь Цвейг, даже сами не понимают, как в тот или иной момент их рукой водит Бог. Небольшой отрывок — ниже*).
Я не берусь судить вероисповедание С. Цвейга, то собственное мироощущение, которое он излагает в своем рассказе. Безусловно, деньги или близкие люди, в которых мы стараемся рассмотреть смысл нашей жизни, как и религиозное суеверие, в котором жил герой этого рассказа свои последние дни, настоящей, вечной жизни не открывают ни на земле, ни на Небесах. Наоборот, финал их, к сожалению, финал старика Соломонсона.
К этой теме я возвращалась несколько раз. Каждый раз останавливая себя тем, что уж больно все натуралистично в рассказе. Но сегодня поняла — куда как страшнее бывает то, что мы видим в новостийных сводках по телевизору или даже в нашей собственной жизни.
*«Мало-помалу, шаг за шагом, оставляла его боль: уже не так цепко, не так жгуче впивались в него свирепые когти. Но что-то чувствовалось, — уже почти не боль, а что-то чуждое, инородное давило и теснило, проникая вглубь. Старик лежал с закрытыми глазами и напряженно прислушивался к тому, что происходило в нем: ему казалось, что какая-то чужая, неведомая сила сперва острым, а теперь тупым орудием что-то выгребала из него, нить за нитью обрывала что-то в его теле. Не было уже боли. Не было мучительных тисков. Но что-то тихо истлевало и разлагалось внутри, что-то начало отмирать в нем. Все, чем он жил, все, что любил, сгорало на этом медленном огне, обугливалось, покрывалось пеплом и падало в вязкую тину равнодушия. Он смутно ощущал: что-то свершалось, что-то свершалось в то время, как он лежал здесь, на диване, и с горечью думал о своей жизни. Что-то кончалось. Что? Он слушал и слушал. Так начался закат его сердца».
«Закат одного сердца», С. Цвейг.
